Обновление старого жилого фонда в центре Петербурга представляет одну из главных проблем в сфере градостроительства. Проектами реконструкции исторических зданий заинтересованы очень немногие инвесторы, а бюджетных денег на эти цели пока нет. Директор архитектурного бюро «Литейная часть-91», почетный архитектор России Рафаэль Даянов на страницах газеты «Кто строит в Петербурге» считает, что ситуация небезнадежна. Центр города можно привести в порядок, если четко поставить за­дачу и подключить к решению про­блемы население.

— Рафаэль Маратович, в по­следнее время все чаще в про­фессиональной сфере говорят о том, что рынок коммерческой недвижимости в центре города перенасыщен, а для строитель­ства жилья исчерпан земель­ный ресурс. Инвесторы посте­пенно уходят за пределы центра. На этом фоне старые здания в центре города остаются не у дел. Большинство из них едва ли не в аварийном состоянии. Как, с ва­шей точки зрения, нужно решать эту проблему?

—  Начинать нужно с нашего от­ношения к городу. Сегодня часто ведутся дискуссии по поводу того, можно ли жить в городе-музее. Из­вестные петербургские художни­ки считают, что можно. Один из примеров - город Дубровник. Это же просто игрушка! Тем не менее, этот город живет, в нем происходят какие-то процессы, там постоянно много народу, и все это каким-то образом окупается. Мы же почему-то считаем, что в центре Петербур­га схема не работает.

— С чем это связано?

— Каждый случай индивидуален. Возьмем, к примеру, улицу Зодчего Росси. Это великолепный ансамбль, жемчужина петербургской архитек­туры, но ведь не работает! Потому что вокруг расположены городские комитеты, рядом - недостаточ­но качественное жилье. Туристы там появляются редко. В послед­нее время вблизи этой улицы ста­ли появляться гостиницы. Может, они станут спасением? Мне кажет­ся, нужно придумать целый сцена­рий использования разных райо­нов города. В этом и заключается городская политика.

— Возможно, проблема еще и в том, что к мнению архитекто­ров сегодня мало кто прислуши­вается?

— Да, к сожалению, архитектор се­годня не в чести. Это тянется с 1956 года, с тех пор как началась политика, направленная на уничтожение старой архитектурной школы. Сей­час мы видим ее результаты. Если энергичное строительство жилья в 1960-е годы еще можно оправдать, то оправдание сегодняшней хаотичной застройке найти трудно. Все новые многоэтажки превращают жилые районы в трущобы. Яркий пример - улица Савушкина. Это не улица, не проспект и даже не рай­он. Хаотичность ее застройки не позволяет дать этому пространству никаких названий. Складывается ощущение, что современный инве­стор просто несведущ в вопросах градостроительства. Понимаете, проблема в нас самих. Ведь инве­стор - тот же горожанин. И его от­ношение к городу — прямое отра­жение того, как к городу относятся все остальные жители. Посмотри­те на наши дворы. «Лучшее», что мы можем сделать, - это закатать их в асфальт. Мы удивительным об­разом не любим свое жилье, если бросаем мешок с мусором прямо во дворе своего дома.

— В Петербурге есть обще­ственная организация, которая пытается защищать свой город...

—  Весь ужас в том, что градозащитники тоже не любят свой город. Там, где надо действовать, чтобы сохранить дома, их почему-то нет. А там, где проблема выеденного яйца не стоит, они выступают с протестами. В любом деле должен быть профессионал. В деле градозащитников - тоже. Когда историк пар­тии или кинодеятель начинают рас­суждать о реставрации, о том, что нужно остановить процесс разви­тия города, я подпрыгиваю на сту­ле. Мы постоянно сталкиваемся с дилетантизмом, в том числе в Со­вете по сохранению культурного наследия.

— Весной совет претерпел из­менения. Каковы первые впе­чатления от работы в новом со­ставе?

- Стали больше говорить о тео­рии и меньше думать о практике. В противном случае рассуждения носят порой откровенно дилетант­ский характер. Для меня странно, когда искусствовед начинает рас­суждать о практических вещах, не имея о них ни малейшего представ­ления. До изменения совета пред­ставители общественности говори­ли, что в его составе недостаточно градозащитников. Да там профес­сионалов недостаточно! Самое ужасное, что, когда на совете зву­чит здравая мысль, впоследствии оказывается, что ее никто не слы­шит. Между тем именно архитек­торы, реставраторы-практики луч­ше всех знают, что происходит в городе. Город, да и вообще любое здание, - это живой организм, ко­торый должен постоянно чем-то подпитываться. Что-то он оттор­гает, что-то в нем умирает. Такие вещи понимают только практики. Теоретики же очень много рассу­ждают, но безрезультатно, а зачастую - с негативными последстви­ями. Тема мансардных надстроек постоянно обсуждается. Градозащитники объявляют войну этому направлению. Однако же посмотри­те, что происходит с нашими чер­даками! Верхний слой Петербурга: крыши, чердаки, трубы - это труп. На многих чердаках все сгнило, ни­чего не функционирует. Памятни­ки архитектуры умирают на наших глазах — смотрю на крышу и не по­нимаю, почему защитники города этого не видят?

— Вы говорите, что архитектор у нас не в чести, а как к архитек­торам относятся в Европе?

— Архитектор в Европе - это глу­бокоуважаемый и весьма состоя­тельный человек. Архитектор пред­ставляет свою страну или город. Когда говорят, например, об архи­тектуре Финляндии, то называют конкретные имена. Большинство европейцев участвует в обсужде­ниях вопросов градостроитель­ства. Заметьте, в обсуждениях, а не в войнах.

— У нас тоже запоминают име­на архитекторов. Правда, чаще опальных.

- Да, архитектора у нас делают крайним. Грустно вспоминать, как накинулись на мастерскую Татья­ны Славиной, которая выполняет историко-культурные экспертизы. Но мнение эксперта - одна исто­рия, а заказ и согласование - дру­гая. Главные игры начинает тот, кто заказывает экспертизу. И игры эти не имеют никакого отношения к состоянию города. В свое время обрушились с критикой на проект мастерской Рейнберга и Шарова, реализованный за Казанским собором. Сейчас этот дом вжился, там вполне сложившееся пространство. Между прочим, полукруглую пло­щадь у Казанского собора в свое время власти собирались застро­ить. Если бы это случилось, мы бы сегодня защищали площадь в изме­ненном виде, а не великолепие ар­хитектора Воронихина, посвящен­ное войне 1812 года.

— Что для вас современная ар­хитектура?

— В ней есть идеология, как, в об­щем, и в любой другой архитектуре. Если мы внимательно посмотрим на памятники, они всегда выража­ют идеологию той или иной эпохи. Петербургские ансамбли создава­лись волей императора. Они пока­зывали силу и мощь государства. Поэтому Дворцовая площадь - не просто место для проведения пара­дов, а символ величия государства, памятник его победам. Потому и арка Главного штаба, Алексан­дрийский столп, с одной стороны - Конногвардейский манеж, с дру­гой - Штаб гвардейских войск. Тут же Адмиралтейство, тут же Зимний дворец. Это мощный ансамбль, ко­торый говорит о силе государства. Вот что такое архитектура! И она идеологична. Сегодняшняя архи­тектура не прочитывается: непо­нятно, что мы строим. Сегодняшняя архитектура - эклектична.

— Насколько сильны петер­бургские архитекторы на фоне их российских коллег?

—  У нас сильнейшая архитектур­ная школа. Люди, которые ухитри­лись с начала 1990-х удержаться в профессии, - это выдающиеся люди. Другое дело, какова идеоло­гия их работы. Если инвестор пытается выдать максимум площадей, то о какой архитектуре мы говорим?

— Можно ли называть архитек­турой особым образом сформи­рованные пространства?

—  Конечно. И у нас такие про­странства есть. Та же улица Зодче­го Росси. Чем она привлекательна? Своими необычными габаритами. Ее ширина равна высоте ее обра­зующих зданий (22 метра), а дли­на ровно в десять раз больше — 220 метров. Ансамбль получился из это­го, что мы из одной площади упира­емся в «спину» сооружения. Однако какова спина! Это не задняя часть, а сильный элемент ансамбля. Напри­мер, все знают, как выглядит фа­сад Гранд Опера. Поверьте, когда я показываю заднюю часть этого здания, его никто не узнает. А вот задний фасад Александрийского те­атра мы все знаем. Хотя там всего-навсего двери для декораций. Вот это уникальный ансамбль!

— Это классический пример. Среди современных проектов есть что-нибудь подобное?

—  Ярких примеров пока не вижу. Современные ансамбле­вые застройки «стираются» из-за многоэтажных домов и перенасыщенности транспортом.

— Сегодня все участники стро­ительного рынка признают, что Петербург утратил добрую часть зеленых зон. Как исправить эту ситуацию?

— Все зависит от градостроитель­ной политики. У нас с зелеными зо­нами катастрофа. Самый зеленый европейский город - Берлин. Там на каждом дереве номерок висит. Вме­сто того чтобы застраивать свободные участки, немцы устраивают там зеленые пространства. В Берлине мы можем увидеть кроликов, ежиков, лисиц, а в Петербурге гробят эколо­гию так энергично, что оторопь бе­рет. Если внимательно посмо­треть на центр города, то, кроме Марсова поля, Таврического, Михайловского и Лет­него садов, у нас практически ни­чего не осталось. Садов и скверов почти нет. После войны была целая программа озеле­нения

улиц, были высажены липы на улице Маяковского. Сегодня эти деревья умирают, и никто за ними не следит. У нас вроде есть ландшафтный архи­тектор, но такое ощущение, что нет.

— Инициатива по озеленению города должна исходить в первую очередь от него?

— Конечно. Именно ландшафтный архитектор должен провести грамот­ную политику. Выходить на прави­тельство с конкретными предложе­ниями. Развивать эту тему.

- ...и привлекать к озеленению не только инвесторов, но и общество?

- Нашему обще­ству это неинте­ресно. Раньше все было иначе. Вспоминаю дет­ские годы: идешь по улице и ви­дишь - на подо­конниках стоят ящики с цвета­ми. Пройдите по улице сегодня -этого нет. Такова общая культу­ра. Все зависит от нас самих. Что требовать от чиновника, если все общество такое?                                                   

— С приходом новой власти временно заморожены проек­ты транспортной инфраструк­туры: Орловский тоннель, Ново-Адмиралтейский мост. Как отмечают в правительстве — в пользу решения проблем ЖКХ. Насколько оправдан такой шаг?

— Для меня, как и для многих коллег, очевидно, что Ново-Адмиралтейский мост - это дорога ниоткуда в нику­да. Мост - это одна составляющая, за которой могут потянуться раз­ные неприятности (дополнительные мосты, угробленные набережная и Ново-Адмиралтейский остров). То же самое с Орловским тоннелем - Полюстровский сквер может исчезнуть из-за транспортных коммуникаций. Нам нужно развивать поверхностный транспорт. Во всех странах развива­ются трамвайные линии, у нас - нет.

— Какими проектами сейчас за­нимаетесь?

— Работаем над проектом рекон­струкции дома Рогова. Сегодня надо немедленно что-то с ним делать. Причем принимать радикальные меры. Пора прекратить рассуждать на эту тему. Моя история с дачей Гаусвальд показала, что разгово­ры ни к чему хорошему не при­водят. Градозащитники так «за­щитили» этот памятник, что мы уже на протяжении нескольких лет ничего не можем сделать. Мы имеем прекрасную возможность наблюдать, как дача гибнет на  глазах изумленных защитников наследия.

— Есть ли более опти­мистичные примеры?

- Это проекты ре­ставрации. Сейчас ра­ботаем над реставра­цией и воссозданием церкви Мариинского дворца. Только вчера мы приняли не­большой фраг­мент живопи­си в куполе. Это

зависит от нас самих. Что требовать от чиновника, если все общество та­кое?

— С приходом новой власти временно заморожены проек­ты транспортной инфраструк­туры: Орловский тоннель, Ново-Адмиралтейский мост. Как отмечают в правительстве —

в пользу решения проблем ЖКХ. Насколько оправдан такой шаг?

— Для меня, как и для многих коллег, очевидно, что Ново-Адмиралтейский мост - это дорога ниоткуда в нику­да. Мост - это одна составляющая, за которой могут потянуться раз­ные неприятности (дополнительные мосты, угробленные набережная и Ново-Адмиралтейский остров). То же самое с Орловским тоннелем - Полюстровский сквер может исчезнуть из-за строительства новых транспортных коммуникаций, при этом появятся новые транспортные проблемы в районе Смольного. Нам нужно развивать поверхностный транспорт. Во всех странах развива­ются трамвайные линии, у нас - нет.

— Какими проектами сейчас за­нимаетесь?

— Работаем над проектом рекон­струкции дома Рогова. Сегодня надо немедленно что-то с ним делать. Причем принимать радикальные меры. Пора прекратить рассуждать

на эту тему. Моя история с дачей Гаусвальд показала, что разгово­ры ни к чему хорошему не при­водят. Градозащитники так «за­щитили» этот памятник, что мы уже на протяжении нескольких лет ничего не можем сделать. Мы имеем прекрасную возможность наблюдать, как дача гибнет на глазах изумленных защитников наследия.

— Есть ли более опти­мистичные примеры?

— Это проекты ре­ставрации. Сейчас ра­ботаем над реставра­цией и воссозданием церкви Мариинского дворца. Только вчера мы приняли не­большой фраг­мент живопи­си в куполе. Это греет душу, получилось очень кра­сиво. Такая работа интересна, пото­му что она рассчитана на поколения. Кроме того, у нас есть неожиданные проекты на тему «Новое в старом». Один из них - перекрытие второго двора в здании с четырьмя колонна­дами на улицах Садовой и Итальян­ской. Инвестор хочет превратить его в нечто приличное, и мы с удо­вольствием пытаемся создать там небольшой атриум с деревянными конструкциями.

— Вуди Аллен в одном из своих интервью отозвался о Петербур­ге как о возможной «величайшей туристической столице Европы». Насколько реально воплотить эти мысли?

- Это, конечно, высокопарное вы­сказывание, но во многом он прав. Все-таки в Петербурге сохранилась историческая среда, о которой мож­но узнать из Андрея Белого, Федо­ра Достоевского... Мы все время находимся в тех местах, о которых они писали. Ведь читают же Достоевско­го в Европе? И, когда они приезжают сюда, они узнают Петербург в дета­лях. Конечно, Петербург мог бы стать туристической столицей Европы, но это требует постоянной заботы. Для этого город должен быть комфорт­ным, зеленым. Я родился здесь и хо­рошо ощущаю этот город. Но в по­следнее время в некоторых местах я чувствую себя некомфортно. Како­во же должно быть туристу? Пробле­ма снова упирается в культуру об­щества. Нельзя говорить о том, что современная архитектура - престу­пление. Архитектура лишь отража­ет сознание общества.

Досье

Рафаэль Даянов родился 31 декабря 1950 года. Архитектор, директор архитектурного бюро «Литейная часть-91», член Градостроительного совета и Со­вета по сохранению культурно­го наследия при Правительстве Санкт-Петербурга, председа­тель секции «Реконструкция зданий и приспособление памятников архитектуры» Союза архитекторов Санкт-Петербурга.

Дата публикации: 18/10/2011 16:22

Дата последнего обновления: 18/10/2011 16:22